Она неуверенно улыбнулась.
- Ладно, - я с сожалением вернул на стол ложку и встал, - мы сейчас с Софи пошушукаемся и вернемся чай пить. Расскажу, как съездил, как с бабушкой повстречались...
По лицу Мелкой мелькнула тень.
- Там... - нерешительно начала она, - а как... Я остаюсь?
- Все хорошо, - я взмахнул руками, прогоняя испуг из ее глаз, - мы разошлись, довольные друг другом. В посылке письмо должно быть.
Мелкая вцепилась в сумку и начала торопливо разгружать ее.
- Клубника... - Софья неверяще потыкала пальцем в покрывшуюся алыми пятнами газету.
- Я вам сейчас принесу, - с готовностью кивнула Мелкая.
- Без меня, - я направился в комнату, - на югах объелся.
Софья пришла через несколько минут: дверь отворила ногой, в руках - по глубокой тарелке с ягодами. Молча села на другой конец дивана, выставив угощение ровно между нами.
- Не, - отмахнулся я, - ешь сама. Я, правда, не буду.
Она передернула плечами и переместила одну из тарелок к себе. Темная ягода, вся в разводах тающего сахара, отправилась в рот. Софи сладко зажмурилась и поджала под себя ноги.
- Хорошо... - протянула довольно и, приоткрыв один глаз, выжидающе посмотрела на меня.
- И что видно? - участливо поинтересовался я.
- Бур-р-ратину... На голову стукнутого, - глаза ее сердито блеснули.
- Плодотворная идея, - охотно согласился я, - ее и будем разрабатывать.
Мы пободались взглядами, и победа осталась за мной. Софья обиженно засопела и потянулась за следующей ягодой.
- Так, - я провел рукой перед собой, словно сметая все повисшие в воздухе вопросы в сторону, - а теперь я хочу много сочных подробностей. Как тебе удалось это провернуть?
Нет, все же говорить о своих победах легко и приятно. Софьин рассказ, начатый неохотно, ни шатко, ни валко, быстро раскочегарился - и вот уже тарелка отставлена в сторону, в глазах - азарт, и Софья, сама того не замечая, подползает по дивану все ближе и ближе.
- А самое главное что? - она наклонилась ко мне и воздела вверх указательный палец, а потом сама же и ответила: - самое главное, что женщины в клинике ее не любят. Фифа с деревенской хваткой! Подумаешь, что грудь высокая! А вот отца твоего, между прочим, жалеют... Дальше уже проще было: я стол накрыла, и все вместе думали. А девчонки там, кстати, славные, хорошо так посидели, - глаза ее мечтательно затуманились.
- Песни не орали? - деловито уточнил я.
Софи попыталась сначала принять вид оскорбленной невинности, а затем передумала и звонко захохотала.
- Нет, - сказала, отсмеявшись, - все было нормуль. А потом еще ординаторы с коньяком подсели... - и она покосилась на меня из-под ресниц.
- Да не стесняйся, - подбодрил я ее.
- Тьфу на тебя, полено чудесатое, - беззлобно ругнулась Софья и потянулась, закинув руки над головой, - в общем, нашли живчика-добровольца: под два метра роста, кровь с молоком... Закуток ему с койкой выделили. Он эту вашу бабетту за две недели и охмурил по-тихому. С меня конфеты были, цветы и вино. Вот, кстати... - она достала кошелек и вынула из него пачку разномастных купюр, - триста двадцать, что осталось. И долг за сапоги.
- Угу, - кивнул я и сгреб все в карман, - а дальше как?
- А что дальше... - голос у Софьи чуть погрустнел, - дальше в нужный момент отправили твоего отца в тот закуток. Ему как раз аппаратура пришла, так пару коробок с какими-то датчиками мы прямо под ту койку засунули - вроде как по ошибке. Дождались свиданки у голубчиков, да и подсказали ему, где искать. И ключ запасной вручили. А там картина маслом: роза его с лепестками помятыми у молодого красавчика под боком возлежит, винишко с конфетами, цветы...
- Шикарно, - сказал я с сарказмом, а потом встал с дивана и подошел к окну.
Солнце уже умыкнулось за дома, и на город наползла густая серая тень. Люди муравьями растекались по квартирам - делить свои горе и радости.
- Грустно это все, - я, наконец, совладал со своим лицом и повернулся.
Софья молчала, с сочувствием глядя на меня.
- Грустно и печально, - повторил я, возвращаясь на насиженное место, - отца жалко. Последняя любовь... Кровоточить будет долго. Но лучше так - прижечь. Наверное...
Я устало помассировал виски.
Софья отвела взгляд и потянулась за очередной ягодой.
- Ладно, - я откинулся на спинку и посмотрел в потолок, - это остается на мне. А ты - молодец. Нет, правда: я бы так никогда не додумался. Настоящая женщина. Зачет. Ну что ж, - я наклонился к ней, - давай теперь поговорим о тебе.
Суббота, 22 апреля, 1978, полдень
Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, Вирджиния
Советская разведка ошибалась: лояльность Карла и Джорджа принадлежала не Карлуччи. Это Иган Колби крестил их кровью - чужой, естественно - сначала в римской резидентуре, а потом в Индокитае. Там, под конец, когда по Южному Вьетнаму катком прошелся "Феникс", вообще были купели крови... Вспоминать об этом они не любили.
Разведчики прилетели в Вашингтон еще два дня назад, но Колби не стал дергать их сразу, дав время прийти в себя. Те, наконец, отоспались - впервые за несколько месяцев, а вчера целый день праздно бездельничали: отогревались на солнце, бесцельно слонялись среди доцветающих сакур у Приливного Бассейна и неторопливо, мелкими глоточками пили прямо из горлышка белое бургундское. Всего было в меру, поэтому сейчас на чистую зелень лужаек вокруг они поглядывали в меру добродушно; глаза их стали ярче и прозрачней.
Колби назначил встречу на улице, неподалёку от входа в штаб-квартиру, но появился не из дверей, а вдруг вышел на дорожку за их спинами, шагнув из просвета между цветущими кустами. Карл и Джордж синхронно повернулись к нему.
- Привет, парни, - Колби приветственно помахал рукой еще издали, метров с двадцати.